Весной 201_ года было возбуждено уголовное дело по признакам преступлений, предусмотренных п.А ч.3 ст.131, п.А ч.3 ст.132 УК РФ по заявлению несовершеннолетней Н., которая просила привлечь к уголовной ответственности своих одноклассников.
Из показаний потерпевшей следовало, что в период с сентября 200_ года по декабрь 201_ года в подъездах домов и на неоконченных стройках города несовершеннолетние учащиеся средней школы, действуя группой лиц по предварительному сговору, достоверно зная, что Н. не достигла шестнадцатилетнего возраста, подавляя ее волю к сопротивлению, путем причинения побоев, совершили ряд изнасилований Н. и насильственных действий сексуального характера.
В процессе расследования данного дела потерпевшая неоднократно меняла свои показания, а от проведения психофизиологической экспертизы (ПфЭ) с использованием полиграфа отказалась, в связи с чем возникла необходимость оценки достоверности ее показаний по результатам проведенных допросов.
В соответствии с постановлением о назначении судебной комиссионной экспертизы ее производство было поручено сотрудникам Центра «ДетектИнфо». В качестве объекта экспертизы рассматривалась видеозапись допроса потерпевшей Н. в присутствии ее законного представителя и педагога.
На разрешение экспертов были поставлены два вопроса:
1. Согласуются ли показания потерпевшей Н., зафиксированные на видеозаписи допросов от 01.12._ года с ее невербальным поведением в процессе сообщения сведений о совершении в отношении нее изнасилований и насильственных действий сексуального характера?
2. Выявляются ли на видеозаписи допросов потерпевшей Н. от 01.12._ года признаки, свидетельствующие о влиянии законного представителя на показания потерпевшей в части, касающейся ее изнасилований и совершения в отношении нее насильственных действий сексуального характера?
Согласно результатам судебной экспертизы осуществить анализ представленной на экспертизу видеозаписи допроса, на предмет достоверности сообщаемой Н. информации не представилось возможным. Это объясняется тем, что видеозапись не содержала достаточного объема материала, позволяющего оценить динамику невербальных реакций допрашиваемой и соответственно сделать общий вывод по первому вопросу.
Одновременно было установлено, что потерпевшая на протяжении всего допроса поддерживала с законным представителем визуальный контакт, в ответ на высказывания законного представителя демонстрировала смену эмоциональных состояний в совокупности с комплексом невербальных реакций, что сказывалось на содержании ее ответов об изнасиловании и совершении в отношении нее насильственных действий сексуального характера в соответствии с той позицией, которой придерживался законный представитель. Поэтому при ответе на второй вопрос был сделан следующий вывод: на видеозаписи допроса потерпевшей Н. от 01.12._ года выявляются признаки, свидетельствующие о влиянии законного представителя потерпевшей Н. на ее показания в части, касающейся изнасилования и совершении насильственных действий сексуального характера.
Резюмируя все вышеизложенное, следует отметить, что в следственной ситуации, характеризующейся низким уровнем информатизации, всегда целесообразно назначение самостоятельной судебной экспертизы по оценке достоверности сообщаемых сведений, рассматривающей в качестве объекта исследования непосредственно самого несовершеннолетнего, а в качестве предмета исследования — динамику его невербальных реакций.
Это объясняется тем, что полученный в ходе организации такой экспертизы видеоматериал может позволить детально оценить достоверность сообщаемой информации за счет исключения влияния законного представителя на подэкспертного.
